В свои 27 лет москвичка Оксана Молчанова имела всё, что нужно для счастья – мужа, ребёнка, диплом экономиста, любимую работу. Посреди лета вдруг заболело ухо и часть шеи, что чуть пониже. Очень некстати – собрались с семьёй на море. Отоларинголог выписал лекарства и прогревание. Исправно прошла процедуры, смело можно паковать чемоданы. В отпуске – все удовольствия сразу. Море, солнце, а ещё – баня. Оксана всегда любила хорошо попариться. На язвочку на языке, с виду – белое пятнышко величиной со спичечную головку, долго не обращала внимания – само пройдёт. Но язвочка не заживала, а только увеличивалась – в конце концов превратилась в ранку, куда всё время забивалась пища. В московском институте стоматологии сказали – это не к нам, и отправили к районным онкологам. Там взяли биопсию и накануне нового, 2009-го года Оксана узнала диагноз – плоскоклеточный рак языка 3-й стадии.

– Шок, слёзы, я и не знала, что такой диагноз бывает, – рассказывает Оксана. – Обидно, вычитала, что это рак курильщика, а ведь я никогда не курила. Перегревом на солнце и парилкой я только усугубила ситуацию, да разве ж я знала? Была возможность поехать лечиться за границу, на семейном совете рассматривали Германию и Израиль. А в онкодиспансере очень настоятельно рекомендовали проконсультироваться в Блохина – вот я и пришла на приём к Илье Станиславовичу Романову. Как-то так вышло, что он сразу расположил меня к себе – внимательный, участливый, ответил на все мои вопросы и я поняла – это мой доктор, я никуда не поеду. Я была уверена, что здесь мне помогут.

Новый год она встречала на даче, среди родных, а дурные мысли так и крутились в голове – рак, это значит смерть, как страшно умирать в таком возрасте, оставить маленькую дочку одну, без мамы. Не хотела никого расстраивать, виду не подавала, хоть и боль в области ранки мучила, не отпускала, даже глоток воды давался ей с трудом. Скорее бы операция – она была назначена в первой половине января. Доктор Романов предупредил – скорее всего, левую половину языка придётся удалить. Лишь бы не весь язык!

– Прежде мы лечили пациентов с таким диагнозом при помощи неоадъювантной, предоперационной химиотерапии, лучевой терапии, откладывая операцию на последний этап, – рассказывает старший научный сотрудник, врач-онколог, хирургического отделения N10 опухолей головы и шеи, д.м.н. Илья Романов. – Пока весь мир не пришёл к пониманию – этих больных надо оперировать на первоначальном этапе. Опухоль очень коварная, она плохо реагирует на химиолучевое лечение. В отличие от рака гортани, ротоглотки, к примеру, трудно разобраться при помощи всего арсенала диагностики – ушёл ли рак после проведённого лечения, вот таково биологическое поведение опухоли. Грустная категория больных с неоптимистичным прогнозом. Тем более женский рак языка всегда тяжелее, чем мужской. В среднем среди мужчин и женщин 50% больных погибает в течение года после постановки диагноза, несмотря на все усилия врачей.

– У Оксаны был уже большой опухолевый процесс в языке и метастаз в лимфоузле на шее объёмом 3 см, – продолжает Илья Романов, – картина, снижающая вероятность 5-летней выживаемости вдвое. Левая половина языка и лимфоузел во время операции были удалены. Для того, чтобы обеспечить себе доступ, мы прибегли к срединной мандибулотомии, рассечению нижней челюсти. Она аккуратно распиливается по центру и раскрывается, как створки окна. Затем соединяется. Функциональные возможности артикулировать при удалении половины языка сохраняются хорошие, речь практически не страдает. У меня были пациенты, которые после подобной операции продолжали работать педагогами и переводчиками.

– После операции говорить не могла, рана во рту, – говорит Оксана, – есть тоже не могла, месяц меня кормили через трубочку в ноздре. Только через месяц начала пытаться потихоньку жевать своей распиленной нижней челюстью, там до сих пор у меня стоит титановая пластина. Химиотерапии не было, была лучевая. Тяжеловато, конечно, потому что слизистая рта у тебя обожжена лучами, с ожогом есть очень затруднительно. Отёк в горле. Все когда-то болели ангиной, это два-три дня острого периода, которые потом долго помнишь. А тут много дней. Надо терпеть. Ко мне в палату приходил логопед, заново училась говорить – сначала по слогам, потом постепенно стало получаться. Выписалась домой, продолжала упражняться. В мае в районной поликлинике обнаружили подозрительное новообразование в лимфоузле с другой стороны шеи – оказалось, ещё один метастаз, снова на операцию в Блохина. Да, вот ещё – после лучевой рассыпались все зубы. Доктора предупреждали, такой побочный эффект, что поделаешь…

Повторяя про себя мантру – «всё будет хорошо», Оксана справилась с трудностями. Рядом были близкие – муж, мама, их поддержка дорогого стоила. Она научилась хорошо говорить своей половинкой языка, на место раскрошившихся зубов вставила протезы и осенью 2009-го вернулась на работу. Жизнь вошла в прежнее русло. Летом они семьёй снова уезжали на море, только на солнце она уже старалась меньше показываться.

– А в 2016-м году начало что-то побаливать слева – между ухом и челюстью, – говорит Оксана. – Я к своему доктору Романову. Меня много обследовали, только на этот раз долго не могли понять, что со мной происходит.

– В мягких тканях шеи в подчелюстной области специалисты УЗИ увидели какое-то образование, похожее на метастаз, – комментирует Илья Романов. – Этот узел опасно прилегал к сонной артерии. Многократные пункции ни к чему не приводили – признаков какой-либо опухоли не было. А опухоль по данным ультразвука, продолжала увеличиваться. Решили взять открытую биопсию, когда разрезается кожа и можно вплотную «подойти» к этому узлу и взять кусочек ткани. Результат, выданный патоморфологами – мягкотканная саркома.

– Откуда саркома? – продолжает доктор Романов, – возможно, развился радиоиндуцированный рак, т.е. лучевая терапия сработала триггером. Крайне редкая ситуация, можно сказать – казуистика. И как быть? Удалить опухоль невозможно, она стелилась вдоль сонной артерии и была «заварена» в рубцовую ткань, возникшую после операции. Попытки удаления привели бы к тяжёлой инвалидизации больной, потому что это глотка. И вряд ли мы смогли бы в этом месте сделать радикальную операцию, не понимая границ опухоли. Полный набор критериев неоперабельности. На консилиуме было решено проводить химиотерапию. Провели 4 курса. А дальше было очень интересно – опухоль исчезла. Думаю, потому, что мы всё делали правильно. Пациентка вовремя обратилась, научилась следить за своим здоровьем. В общем-то, никаких чудес.

– Химию я переносила очень тяжело, меня постоянно тошнило, – говорит Оксана Молчанова, – она закончилась в сентябре 2016-го. Зато потом я узнала – у меня больше нет рака. Через два года я снова вернулась на работу. У меня вторая группа инвалидности, работаю на час меньше. В конце 2020-го года переболели с мужем коронавирусом, но ничего, выкарабкались. Сейчас оба сделали прививку, после первого компонента я потемпературила, второй уже прошёл гладко, без проблем. Люблю дачу, природу, как и прежде, каждое лето с мужем и дочкой – на море. Всё в порядке, живу как все. Я не считаю себя больной.