«И тут меня ждал разрыв шаблона!» Пациент с саркомой мягких тканей сравнивает лечение в Израиле, Германии и Онкоцентре Блохина
«Я хочу, чтобы это знали все! Чтобы меня услышали люди с онкологическим диагнозом. Я должен рассказать о своём опыте в Блохина. И мне есть с чем сравнивать, поверьте». С такими словами дверь пресс-службы открыл высокий, энергичный мужчина. Познакомились. Выслушали. Вот его история.
Руководитель крупного холдинга, 62-летний москвич Александр З. в 2018-м году оперировался по поводу катаракты. За месяц без физической нагрузки –тренажёрного зала и бассейна, мышцы заметно ослабли. Так и нащупал у себя на бедре какое-то уплотнение. МРТ-диагностика показала саркому мягких тканей. Причём, огромного объёма. Дальше рассказ Александра:
«Я так считаю – по-хорошему, выбирать надо не клинику, а врача. Друзья посоветовали профессора в одном из крупнейшем израильских онкоцентров, к нему и полетел. Дело было в феврале 2018-го. Центр гигантский – как шесть центров Блохина. Мои ощущения от израильской медицины? Сложные. Во-первых, ценообразование – спрашиваешь врача: «Сколько стоит ваша консультация?» Тот, после паузы: «Ну, 600 долларов». Спрашиваешь: «А операция?» Врач задумчиво мнёт подбородок: «16 тысяч устроит?». Всего за операцию по удалению саркомы мягких тканей левого бедра и 4 дня пребывания в одноместной палате я заплатил 18 тысяч долларов.
Я человек не бедный. И считаю, что платить за хорошую услугу – нормально. Но удивляет, что никакой кассы, никакого прайса. Причём, что самое интересное – всё это кэш, в карман врачу, они сами между собой расплачиваются.
В поликлиниках там бардак, можешь ждать приёма по многу часов. Об электронной очереди там вообще не слышали. Начинаешь испытывать стыд перед местными жителями – потому что всё внимание тебе, платному пациенту. Израильтяне, что обслуживаются по страховке, сидят в очередях с утра до поздней ночи. Палаты по шесть человек, перегороженные занавесочками. После операции дали обалденный обед ресторанного уровня. Зато потом все дни – какую-то ерунду. Костыли не дают, а они нужны, без них невозможно передвигаться. А вот как хочешь! На четвёртый день после удаления опухоли весом 0,5 кг, я был в абсолютно невыписном состоянии. Но они сказали – нет, всё, хватит. И выписали меня.
После операции мне надо было делать лучевую терапию. Вообще-то до операции, как я потом узнал, нужна была химиотерапия. Но её отчего-то в Израиле мне не предложили. Когда назвали сумму лучевой терапии – 55 тысяч долларов, я понял, что Израиль – это не моя история. Стал искать другой вариант, а работал я в то время за границей. Нашёл клинику в Мюнхене, хорошего онколога-врача. Сделали 36 сеансов лучевой – 18 тысяч евро. Чем Германия отличается от Израиля – это всё строго по прайсу, строго через кассу, тебе дают чеки. Всё чётко, без очередей. Но для иностранца – минимум обследований. Я поясню.
В Германии клиники построены по такому принципу – есть университетские клиники, куда сначала приходит молодой врач. Достигая определённого уровня, он либо остаётся в университетской клинике профессором, либо организует свою частную практику. Я делал лучевую терапию у частного врача. Всё на высоком уровне. По страховке тебе всё делают бесплатно, если ты немец. Платные пациенты в приоритете, но всё очень дорого. Обычное МРТ 2 тысячи евро. ПЭТ КТ у нас платное 60 тысяч, там от 3 до 5 тысяч евро, то есть в пересчете от 270 000 до 450 000 рублей. Сами врачи говорят – это столько не стоит. Плюс ко всему, соответственно, надо где-то жить, что-то есть, это всё выливается в приличные деньги. Поэтому врачи назначают минимум обследований. Если пациент не миллионер, конечно.
А ещё такой момент… Жёсткий тайминг. В Германии у врача есть на тебя буквально считанные минуты. Ты с ним общаешься через переводчика, задаёшь какие-то важные для тебя вопросы, он отвечает коротко и всё время смотрит на часы. Прямо-таки демонстративно, давая понять – времени на разговоры нет.
После курса лечения в Германии каждые полгода летал туда на контроль. Делал ПЭТ КТ-исследования и всё, что говорили. А в июле 2020 года нащупал уплотнение на том же месте, только чуть выше. Оказалось – рецидив. Летать нельзя, коронавирус. Надо искать врача по саркомам мягких тканей в России. Опять же нашёл через знакомых – врач в Блохина Денис Александрович Буров. Я приехал познакомиться, и тут меня ждал, что называется, разрыв шаблона!
Я 20 лет не был ни в одной российской больнице. И, честно говоря, изумился. Допустим, что мне нравилось в Израиле, – внизу кафетерий, кофе с булочкой. Это для больных очень важно. Смотрю – здесь тоже кафе на первом этаже напротив магазина. Я сначала с опаской взял какое-то блюдо… мама дорогая, так вкусно! На 6-м этаже – там, где поликлиника, столовая. Обалденная! Тоже всё очень вкусно! И доверие к этому центру у меня началось именно с этого. Затем – комфорт! Здесь только двухместные палаты со всеми удобствами. В Германии и Израиле я такого не видел.
Но главное, конечно – поразительное внимание врачей. По большому счёту, кто я им такой? Но они очень доступно, подробно отвечают на все твои вопросы. Коммуникации с врачом для пациента – чрезвычайно важная история. Кстати, я свободного говорю по-английски. Но ни один врач за границей, зная английский язык, не общается на медицинские темы с пациентом-иностранцем по-английски. Только по-немецки через переводчика. Вся переписка с Германией – на немецком. С Израилем – на иврите. Это очень затруднительно.
То количество обследований, которое я прошёл в Блохина, я не проходил нигде. Причём, бесплатно, по ОМС. Здесь меня проверили всего. Я сделал всё, о чём я только слышал. Сканирование костей скелета, МРТ, УЗИ, рентген лёгких, КТ лёгких. Саркома – такая вещь, вызывает рецидивы в лёгких, за ними надо следить. Там этого ничего не делают.
Ещё очень важный момент – в Израиле и Германии онколог занимается всем. И грудью, и предстательной железой, и теми же саркомами. Моя врач в Германии не специалист в определённой области. Меня это напрягало. Я про саркомы уже много прочитал – это очень опасное заболевание. И понял, что мне нужно найти именно специалиста по саркоме мягких тканей. А здесь именно центр компетенций по этому заболеванию! Здесь – шикарные условия, я не ожидал. Я как очень дотошный и требовательный пациент, нашёл в Онкоцентре Блохина абсолютно идеальное соотношение всех параметров в лечении онкозаболевания».
Комментарий онколога, хирурга, радиолога, научного сотрудника хирургического отделения отдела общей онкологии НИИ клинической онкологии Онкоцентра, к.м.н. Дениса Бурова:
«В соответствии с международным протоколом пациенту вначале, до операции, должна быть сделана химиотерапия. Однако, было назначено хирургическое, а не комбинированное лечение. Толком не верифицировали диагноз до начала лечения. Это необходимо, чтобы определить дальнейшую тактику лечения. В итоге это привело в дальнейшем к возникновению рецидива – вырос опухолевый узел. Если бы изначально, в срок, диагноз был верифицирован и назначено комбинированное лечение, риск рецидива был бы намного ниже.
Пациенту не дали на руки гистологические стёкла и блоки. Когда они понадобились, не смогли выслать – помешала пандемия. Нам пришлось выполнять биопсию опухоли, это отняло какое-то время. В итоге подтвердился рецидив – липосаркома мягких тканей левого бедра. Высокозлокачественная опухоль.
Мы верифицировали диагноз, подтвердили, что это рецидив опухоли, обсудили на междисциплинарном консилиуме – с хирургами, химиотерапевтами, радиологами. Определились с тактикой – на первом этапе выполнить радикальное оперативное вмешательство в объёме иссечения рецидива опухоли. В июле 2020 года оно было выполнено. На втором этапе также проведён междисциплинарный консилиум. Т.к. операция была выполнена радикально, гистология показала – в краях резекции опухоли не было. В дальнейшем с учётом гистологических данных, лучевой терапии в анамнезе, а также возраста пациента, было принято решение – поставить пациента на динамическое наблюдение. Следим за лёгкими, печенью. Так работает персонализированный подход – мы всегда учитываем индивидуальные особенности».
Руководитель крупного холдинга, 62-летний москвич Александр З. в 2018-м году оперировался по поводу катаракты. За месяц без физической нагрузки –тренажёрного зала и бассейна, мышцы заметно ослабли. Так и нащупал у себя на бедре какое-то уплотнение. МРТ-диагностика показала саркому мягких тканей. Причём, огромного объёма. Дальше рассказ Александра:
«Я так считаю – по-хорошему, выбирать надо не клинику, а врача. Друзья посоветовали профессора в одном из крупнейшем израильских онкоцентров, к нему и полетел. Дело было в феврале 2018-го. Центр гигантский – как шесть центров Блохина. Мои ощущения от израильской медицины? Сложные. Во-первых, ценообразование – спрашиваешь врача: «Сколько стоит ваша консультация?» Тот, после паузы: «Ну, 600 долларов». Спрашиваешь: «А операция?» Врач задумчиво мнёт подбородок: «16 тысяч устроит?». Всего за операцию по удалению саркомы мягких тканей левого бедра и 4 дня пребывания в одноместной палате я заплатил 18 тысяч долларов.
Я человек не бедный. И считаю, что платить за хорошую услугу – нормально. Но удивляет, что никакой кассы, никакого прайса. Причём, что самое интересное – всё это кэш, в карман врачу, они сами между собой расплачиваются.
В поликлиниках там бардак, можешь ждать приёма по многу часов. Об электронной очереди там вообще не слышали. Начинаешь испытывать стыд перед местными жителями – потому что всё внимание тебе, платному пациенту. Израильтяне, что обслуживаются по страховке, сидят в очередях с утра до поздней ночи. Палаты по шесть человек, перегороженные занавесочками. После операции дали обалденный обед ресторанного уровня. Зато потом все дни – какую-то ерунду. Костыли не дают, а они нужны, без них невозможно передвигаться. А вот как хочешь! На четвёртый день после удаления опухоли весом 0,5 кг, я был в абсолютно невыписном состоянии. Но они сказали – нет, всё, хватит. И выписали меня.
После операции мне надо было делать лучевую терапию. Вообще-то до операции, как я потом узнал, нужна была химиотерапия. Но её отчего-то в Израиле мне не предложили. Когда назвали сумму лучевой терапии – 55 тысяч долларов, я понял, что Израиль – это не моя история. Стал искать другой вариант, а работал я в то время за границей. Нашёл клинику в Мюнхене, хорошего онколога-врача. Сделали 36 сеансов лучевой – 18 тысяч евро. Чем Германия отличается от Израиля – это всё строго по прайсу, строго через кассу, тебе дают чеки. Всё чётко, без очередей. Но для иностранца – минимум обследований. Я поясню.
В Германии клиники построены по такому принципу – есть университетские клиники, куда сначала приходит молодой врач. Достигая определённого уровня, он либо остаётся в университетской клинике профессором, либо организует свою частную практику. Я делал лучевую терапию у частного врача. Всё на высоком уровне. По страховке тебе всё делают бесплатно, если ты немец. Платные пациенты в приоритете, но всё очень дорого. Обычное МРТ 2 тысячи евро. ПЭТ КТ у нас платное 60 тысяч, там от 3 до 5 тысяч евро, то есть в пересчете от 270 000 до 450 000 рублей. Сами врачи говорят – это столько не стоит. Плюс ко всему, соответственно, надо где-то жить, что-то есть, это всё выливается в приличные деньги. Поэтому врачи назначают минимум обследований. Если пациент не миллионер, конечно.
А ещё такой момент… Жёсткий тайминг. В Германии у врача есть на тебя буквально считанные минуты. Ты с ним общаешься через переводчика, задаёшь какие-то важные для тебя вопросы, он отвечает коротко и всё время смотрит на часы. Прямо-таки демонстративно, давая понять – времени на разговоры нет.
После курса лечения в Германии каждые полгода летал туда на контроль. Делал ПЭТ КТ-исследования и всё, что говорили. А в июле 2020 года нащупал уплотнение на том же месте, только чуть выше. Оказалось – рецидив. Летать нельзя, коронавирус. Надо искать врача по саркомам мягких тканей в России. Опять же нашёл через знакомых – врач в Блохина Денис Александрович Буров. Я приехал познакомиться, и тут меня ждал, что называется, разрыв шаблона!
Я 20 лет не был ни в одной российской больнице. И, честно говоря, изумился. Допустим, что мне нравилось в Израиле, – внизу кафетерий, кофе с булочкой. Это для больных очень важно. Смотрю – здесь тоже кафе на первом этаже напротив магазина. Я сначала с опаской взял какое-то блюдо… мама дорогая, так вкусно! На 6-м этаже – там, где поликлиника, столовая. Обалденная! Тоже всё очень вкусно! И доверие к этому центру у меня началось именно с этого. Затем – комфорт! Здесь только двухместные палаты со всеми удобствами. В Германии и Израиле я такого не видел.
Но главное, конечно – поразительное внимание врачей. По большому счёту, кто я им такой? Но они очень доступно, подробно отвечают на все твои вопросы. Коммуникации с врачом для пациента – чрезвычайно важная история. Кстати, я свободного говорю по-английски. Но ни один врач за границей, зная английский язык, не общается на медицинские темы с пациентом-иностранцем по-английски. Только по-немецки через переводчика. Вся переписка с Германией – на немецком. С Израилем – на иврите. Это очень затруднительно.
То количество обследований, которое я прошёл в Блохина, я не проходил нигде. Причём, бесплатно, по ОМС. Здесь меня проверили всего. Я сделал всё, о чём я только слышал. Сканирование костей скелета, МРТ, УЗИ, рентген лёгких, КТ лёгких. Саркома – такая вещь, вызывает рецидивы в лёгких, за ними надо следить. Там этого ничего не делают.
Ещё очень важный момент – в Израиле и Германии онколог занимается всем. И грудью, и предстательной железой, и теми же саркомами. Моя врач в Германии не специалист в определённой области. Меня это напрягало. Я про саркомы уже много прочитал – это очень опасное заболевание. И понял, что мне нужно найти именно специалиста по саркоме мягких тканей. А здесь именно центр компетенций по этому заболеванию! Здесь – шикарные условия, я не ожидал. Я как очень дотошный и требовательный пациент, нашёл в Онкоцентре Блохина абсолютно идеальное соотношение всех параметров в лечении онкозаболевания».
Комментарий онколога, хирурга, радиолога, научного сотрудника хирургического отделения отдела общей онкологии НИИ клинической онкологии Онкоцентра, к.м.н. Дениса Бурова:
«В соответствии с международным протоколом пациенту вначале, до операции, должна быть сделана химиотерапия. Однако, было назначено хирургическое, а не комбинированное лечение. Толком не верифицировали диагноз до начала лечения. Это необходимо, чтобы определить дальнейшую тактику лечения. В итоге это привело в дальнейшем к возникновению рецидива – вырос опухолевый узел. Если бы изначально, в срок, диагноз был верифицирован и назначено комбинированное лечение, риск рецидива был бы намного ниже.
Пациенту не дали на руки гистологические стёкла и блоки. Когда они понадобились, не смогли выслать – помешала пандемия. Нам пришлось выполнять биопсию опухоли, это отняло какое-то время. В итоге подтвердился рецидив – липосаркома мягких тканей левого бедра. Высокозлокачественная опухоль.
Мы верифицировали диагноз, подтвердили, что это рецидив опухоли, обсудили на междисциплинарном консилиуме – с хирургами, химиотерапевтами, радиологами. Определились с тактикой – на первом этапе выполнить радикальное оперативное вмешательство в объёме иссечения рецидива опухоли. В июле 2020 года оно было выполнено. На втором этапе также проведён междисциплинарный консилиум. Т.к. операция была выполнена радикально, гистология показала – в краях резекции опухоли не было. В дальнейшем с учётом гистологических данных, лучевой терапии в анамнезе, а также возраста пациента, было принято решение – поставить пациента на динамическое наблюдение. Следим за лёгкими, печенью. Так работает персонализированный подход – мы всегда учитываем индивидуальные особенности».