Стремительный взлёт карьеры, увлечённые занятия сноубордом, танцами, английским, много новых, интересных знакомств. Переезд в Сочи принёс в жизнь 24-летней ростовчанки Ольги Грузда настоящий драйв. Ей всё удавалось, она ловила на себе восторженные взгляды коллег, руководство отмечало её успехи в качестве маркетолога...
В декабре 2015-го года вдруг заметила – после сноуборда слегка повышается температура, через пару дней нормализуется. Потом начались покалывания в области сердца. Поход к кардиологу ничего не дал – ЭКГ в порядке. Через несколько месяцев температура стала держаться на уровне 38 градусов, одолевали слабость и сонливость. В свой обеденный перерыв старалась поспать, чтобы были силы справляться с работой.
Флюорография, назначенная терапевтом поликлиники, показала затемнение, похожее на опухолевый конгломерат. Срочно – к онкологу! Прописана в Ростове-на-Дону, поэтому на обследование в онкодиспансер – домой. Там сделали анализы, УЗИ лимфоузлов, КТ. Диагноз - лимфома.
– Это был как удар по голове, – рассказывает Ольга, – вот так, на пике эйфории от успехов, когда только что началась твоя новая, такая интересная, насыщенная, взрослая жизнь! Это было очень сложно принять, смириться с тем, что твой привычный бешеный ритм вдруг замер. Ты остановился буквально на бегу и теперь твоя жизнь – это ожидание и неизвестность. Было адски тяжело. Но я всегда настраиваюсь на положительный исход. Поэтому сказала себе – просто сейчас такой период жизни. Просто нажали на паузу. Всё ещё будет.
Поставив предварительный диагноз, ростовские онкологи оказались в замешательстве. Лимфома. Но какого типа? Склонялись к неходжскинской. А Ольге становилось всё хуже, в апреле 2015-го года температура держалась на отметке 40 градусов, девушка уже не могла ходить.
В больнице ей ставили «поддерживающие» капельницы, чтобы сбить температуру. Во всяком случае, так ей и её взволнованным родителям говорили врачи. Как стало известно позднее, это была химиотерапия. Её назначили, несмотря на то, что точного диагноза ещё не было. Попытки семьи узнать, что происходит с дочерью, как её лечат, блокировались – «Вы же не врачи, зачем вам это»? Направление в федеральный медицинский центр давать отказывались: «Нет смысла, там вам назначат то же самое».
Тогда мы летим в Израиль, решили родные Ольги. Собрали денег, помогли сочинские коллеги. Заплатили фирме-посреднику и уже через несколько дней были в крупнейшей онкологической клинике Израиля. – Мы полетели с мамой, – говорит Ольга, – по сравнению с Ростовом это, конечно, небо и земля, – переводчик водит тебя за ручку, ты нигде не стоишь в очередях, все улыбаются. Но цены такие – ПЭТ КТ 1600 долларов, клинический анализ крови – 350. Мы привезли с собой стёкла, по ним знаменитый профессор поставил диагноз – лимфома Ходжкина. Правда, пришлось заплатить за ещё одну биопсию из средостения, которая, как потом оказалась была не нужна. Она стоила 3500 долларов. Мне сделали два курса химиотерапии, которые дали хороший результат, всё ушло. Это было такое счастье, казалось – всё страшное позади!
Израильские медики назначили Ольге ещё четыре курса химиотерапии. Контрольное обследование показало рецидив. В тех местах, где были конгломераты поражённых опухолью лимфоузлов, чисто. Но появились новые участки совсем в других местах. А это значит – заново биопсия, целый ряд диагностических мероприятий, новый протокол лечения, предусматривающий трансплантацию стволовых клеток. Ценник увеличивался в разы. – Таких денег у нас не было, – признаётся Ольга, – да и, откровенно говоря, создалось впечатление, что из нас постоянно выкачивают деньги. Улыбаются и всё назначают, назначают… потом оказывается, это было не нужно. Вытащили ошибочно совершенно здоровый подключичный лимфоузел. Теперь у меня «на память» об этом остался некрасивый шрам. Только через четыре месяца увидели все мои рецидивы. Почему раньше нельзя было их увидеть? В общем, мы очень разочаровались в израильской медицине.
– Нашим следующим пунктом был Онкоцентр Блохина, – продолжает Ольга. – Это был январь 2016-го. Мы обратились без справки-направления из диспансера по месту жительства. Один платный приём у онколога в поликлинике, это равноценно каким-то 30-ти долларам – и дальше, когда диагноз подтвердился, всё бесплатно уже по ОМС. Если бы мы это знали тогда, когда в Ростове нам не давали направления! И тут начинается самое интересное – что называется, разрыв шаблона. Находясь дома, я думала – в России везде такая медицина. Приехав в Блохина, просто изумилась. Мы потратили в Израиле безумные деньги. А здесь тот же сервис, врачи настолько внимательные, такое человечное отношение, столько в них сострадания и участия! Со мной говорили столько, сколько надо – пока у меня не останется ни одного вопроса. Высочайший уровень, только бесплатно!
– Поступила после первой линии химиотерапии ABVD, которая была проведена в Израиле, – вспоминает заведующая отделением химиотерапии гемобластозов отдела гематологии и трансплантации костного мозга НИИ клинической онкологии Онкоцентра, д.м.н. Гаяне Тумян. – Накануне новогодних праздников у девушки стали увеличиваться шейные лимфатические узлы, она была напугана и растеряна. Но что интересно – мы ей сказали, что надо лечиться, всё очень серьёзно. Однако, она ответила – нет, я хочу иметь детей. И поэтому сначала буду заниматься заморозкой яйцеклеток. С одной стороны, это действительно имело смысл, после высокодозной химиотерапии стать матерью значительно тяжелее. Но с другой стороны – очень большой риск, ведь болезнь прогрессирует! Мы не могли препятствовать. Таково было решение пациентки.
– Бесплодие навсегда? Я не могла с этим смириться, – говорит Ольга. – Не могла и была готова на всё, лишь бы в будущем иметь детей!
На протяжении трёх месяцев в специализированном медицинском центре Ольге стимулировали гиперовуляцию, готовились к криоконсервации яйцеклеток. Но увы, после химиотерапии даже двойная доза гормонов результата не дала. Повторные ПЭТ КТ, биопсия узла, сделанные в Онкоцентре, подтвердили опасения врачей – узлы значительно подросли. Ольге не хотелось верить, что рецидив угрожает её жизни. Врачи объяснили - дальше тянуть невозможно, нужно начинать лечение.
– Мы лечим по мировым протоколам, – комментирует Гаяне Тумян, – стандартом лечения рецидива или рефракторного течения лимфомы Ходжкина является интенсивный режим химиотерапии, чтобы добиться уменьшения объёма опухоли и проверить её чувствительность, отклик на терапию. Если это случается, в отделении трансплантации собирают стволовые клетки и замораживают. Дальше начинается этап высокодозной химиотерапии, который несовместим с нормальным кроветворением. Умирает всё – и больное, и здоровое. И кроветворение тоже умирает. После высокодозной химиотерапии замороженные клетки, которые лежат в нашем банке, возвращают пациенту. Здесь нет донора, он сам донор для себя. Потому это и называется аутотрансплантацией. Такие больные у нас находятся в боксах, чтобы не поймать инфекцию. Нужно время, чтобы клетки заработали и кроветворение вернулось. После чего Ольга получила современные таргетные препараты, чтобы достичь полного эффекта.
Через три месяца пациентка появилась в Онкоцентре. Каково же было удивление врачей, когда они услышали от неё: «Я беременна»!
– Мы просто обомлели, – говорит Гаяне Тумян. – Потому что, если бы она захотела с нами проконсультироваться, мы бы не рекомендовали забеременеть. Мы бы сказали – нет, слишком мало времени прошло после трансплантации. Не восстановилась её иммунная система после высокодозной химиотерапии. Это в принципе маловероятно, чтобы яйцеклетки восстановились. И вообще смогут ли они восстановиться когда-нибудь после высокодозной терапии. Непонятно, как это могло произойти, совершенно уникальный случай!
А произошла… любовь. Лёжа в боксе после трансплантации костного мозга, от нечего делать, она переписывалась с каким-то парнем из Москвы. – Ну Костя, ну айтишник, – улыбается, вспоминая, Ольга. – Первому встречному рассказывать о своей болезни я была не готова, – А уже потом, когда завязалась переписка и он захотел встретиться, я сказала, как есть – не могу, я заперта в боксе. И про диагноз, и про трансплантацию. А он мне так весело: «Ерунда, ты же скоро уже вылечишься». Пришёл в Блохина. Сначала смотрел на меня через окошко, я на первом этаже как раз лежала. Потом мы гуляли здесь, во дворе, по больничной территории. В столовку на шестом этаже ходили. Это было так романтично, будто в ресторане… предложение руки и сердца Костя сделал ей в Париже на самом верху Эйфелевой башни, а свадьбу они отметили на Кубе, под шум океана.
Беременную Олю, теперь она была уже не Грузда, а Петрова, в Онкоцентре аккуратно обследовали – со стороны лимфомы всё в порядке. – Со мной очень осторожно беседовали врачи, – делится Оля, – и онкологи, и гинекологи. Они предупреждали, что это опасно, что организм не восстановился и в любой момент может что-то пойти не так. И всё-таки для меня было главным услышать от них: «Оля, мы верим, что всё получится». Я понимала всю ответственность. Волновалась, конечно. Но беременность протекала легко, без осложнений. В сентябре 2018 года в срок я родила здоровую девочку, мы назвали её Алисой.
Через месяц после родов она сделает КТ. Опухоль вернулась. На этот раз в зоне грудной клетки, которую ей не облучали. – Мы ставили вопрос, когда она закончила высокодозную химиотерапию, давайте мы эту зону облучим, – рассказывает доктор Тумян. – Но пациентка сказала: «Нет, я не хочу, мне ещё когда-нибудь рожать, кормить ребёнка. Там молочная железа, это невозможно. Я получила ремиссию, до свидания, всем спасибо». В этот раз мы применили иммунотерапию - это новое слово в онкологии. Другими словами, простимулировали иммунную систему, чтобы она боролась, и сама убила опухоль. Как она работает? Опухоль по каким-то причинам становится неузнаваемой. У современной онкологии есть такие иммунологические препараты, которые эту шапку-невидимку с опухоли срывают. Другими словами, происходит стимуляция нашей иммунной системы, в частности, Т-лимфоцитов, которые набрасываются на опухоль и убивают ее. Иммунотерапия переносится хорошо, лечение амбулаторное. Больной пришёл, прокапался и ушёл. Наша девочка очень хорошо на иммунотерапии пошла на поправку. Мы сделали ПЭТ КТ и увидели – снова получили ремиссию. Объяснили ей, что надо облучить, и тут уже без вопросов она согласилась, не сопротивлялась. Мы облучили эту зону и продолжили иммунотерапию. Сейчас у неё всё в порядке. Болезнь может уже никогда не вернуться, во всяком случае, мы сделали для этого всё.
Сейчас прошёл уже год с того момента, который, языком онкологов, называется «получение полного ответа иммунотерапии». Скоро врачи отменят Ольге препараты. Костя, хоть и ждал сына, признаётся: «Алиса – самая любимая на свете папина дочка». А Ольга возвращается к своему привычному ритму, где есть место спорту и танцам. К её увлечениям прибавилась ещё и йога. – Спасибо врачам Онкоцентра Блохина, – говорит Ольга, – они настоящие волшебники. И всякий раз, когда я вижу знаменитую башню на Каширке, у меня словно вырастают крылья. Эти чувства не передать словами – здесь ко мне пришла любовь, а ещё здесь мне подарили жизнь.
