В 11-летнем возрасте Саида Басария стала москвичкой - её семья бежала из Сухуми из-за грузино-абхазской войны. Стала медсестрой, затем закончила институт, получив диплом логопеда. А потом вернулась снова ушла в медсёстры – медицина, это призвание. Когда они с мужем Арменом ждали третьего ребёнка, в женской консультации пожаловалась врачу на прозрачные, желтовато-кровянистые выделения из соска. Срочно к онкологу – скомандовала врач-гинеколог. Результаты мазка были неутешительны. Так, на сроке 17 недель Саида узнала о своём диагнозе – протоковый и сосковый рак молочной железы. – Это был просто конец света, – рассказывает Саида, – мы плакали оба, обнявшись с мужем. За себя я не боялась. Я – сильная, я справлюсь. Все мои мысли были о малыше. Только бы он жил!
Онкологи рассказали – есть специалист, который спасёт ребёнка, это Анастасия Пароконная из Онкоцентра Блохина. – Когда мы с мужем пришли к Анастасии Анатольевне, уже с первых минут поняли – наш малыш в надёжных руках, – говорит Саида. – Мне были назначены четыре курса химиотерапии. Анастасия Анатольевна объяснила – волноваться не стоит, ребёнок будет защищён плацентой, опасные вещества к нему не проникнут. С этой мыслью я и жила. Очень важно, с какой мыслью беременная онкобольная женщина идёт на химиотерапию. Я повторяла, как мантру – у нас с малышом всё будет хорошо!
– Пациентка обратилась со 2-й стадией рака молочной железы, – комментирует ведущий научный сотрудник онкологического отделения хирургических методов лечения № 15 комбинированного лечения опухолей молочной железы НИИ клинической онкологии Онкоцентра, д.м.н. Анастасия Пароконная. – С чувствительностью к современным таргетным препаратам по анализам. Заметила выделения из соска во 2-м триместре беременности. В анамнезе гнойный мастит в 2003 году, вплоть до резекции молочной железы, что всегда нас настораживает. Иногда за этой симптоматикой на самом деле скрывается опухоль. Отёчно-инфильтративную форму, проявляющуюся в гиперемии, отёке и увеличении молочной железы, принимают за мастит, лечат как воспаление, греют, мажут и т.д.. Но биопсию не берут. Итог – запущенная форма рака.
– В июне 2019-го на 17-й неделе беременности Саиде начали первый курс полихимиотерапии, продолжает Анастасия Пароконная. – Режим такой же, как и у женщин без беременности. Мы не можем ни снижать дозу, ни менять режим назначения лекарств, ни увеличивать интервалы между курсами. Иначе не будет достигнут эффект. И в этом случае беременность не является фактором, меняющим наши отработанные и эффективные курсы. Болезнь не позволяет расслабиться и учитывать «дополнительные обстоятельства». Поэтому Саида получила все 4 курса первого режима химиотерапии и приступила ко второму этапу – использовался препарат Паклитаксел. У нас только пять пациенток получали это лекарство во время беременности. А Саиде предстояло получить не менее 7-ми введений из 12-ти запланированных.
Токсичен ли Паклитаксел для плода? – Таких сведений нет, – отвечает Анастасия Анатольевна, – но опыт его использования у беременных всё же меньше, чем стандартный курс с Адриамицином и Циклофосфаном. В рекомендациях экспертов по лечению рака молочной железы у беременных, разработанных нами совместно с европейскими коллегами еще в 2015 году, это лекарство используется в схеме лечения. Но Саиде предстояло получить достаточно большую дозу для достижения эффекта. Мы не можем отказаться от запланированных дней введения, одна из наших целей – лечить беременную пациентку до срока, при котором ребенок будет относительно доношен.
– Химиотерапию я переносила терпимо, – продолжает Саида, – временами болела голова, желудок, головокружение в начале капельницы. Пришлось обрезать длинные волосы и сделать каре. Так проще с ними, когда они выпадают. Купила красивый парик. Настрой – оптимистичный.
Но тут Саиду и её мужа ждал новый удар. Врачи поставили внутриутробный диагноз – у плода дисплазия клапана лёгочной артерии, порок сердца. Ситуация опасная. Задышит или нет после появления на свет? – Мы страшно переживали, – вспоминает Саида, – я много молилась. Моя девочка появилась на свет в Центре имени Кулакова на сроке 36 недель и 5 дней 25 октября 2018 года. Вес 2625 гр. Роды простимулировали, донашивать до 40-ка недель было нельзя, нужно было бороться с раком. У дочки всё-таки была остановка дыхания, она посинела, я видела её синие пяточки. Сердце билось, а дыхания не было. Но врачи дали кислород и она задышала. Мы назвали её Эванджелина, что означает «благая весть».
– Связать найденную внутриутробную дисплазию клапана лёгочной артерии у плода с проводимой нами химиотерапией сложно, – комментирует Анастасия Пароконная. – Такие пороки встречаются и среди беременных без онкопатологии и специфической терапии. Консультации таких пациенток ведёт кардиолог, профессор Екатерина Бокерия в институте акушерства и гинекологии имени Кулакова, где и наблюдалась наша Саида. Благодаря грамотной помощи с ребёнком в итоге всё в порядке. Стоит ещё заметить, что дети, получающие, как мы говорим, «химиотерапию внутриутробно», всегда несколько меньше деток аналогичного срока. Процентов на 10-15. Девочка Саиды также была исходно маленькой 2 кг 625 гр, рост 46 см. Кстати, моя дочь Ксения имела точно такие же (до грамма) параметры при рождении. Детки быстро набирают вес и рост, как только попадают домой!
Во время беременности, на 35-й неделе после 4-х курсов химиотерапии опухоль у Саиды уменьшилась в два раза. С 3 до 1,5 см. Однако перерыва на один месяц перед родами было достаточно, чтобы опухоль снова выросла до 3-х см. К тому же, подмышкой в лимфоузле обнаружился метастаз. После родов химиотерапия по ОМС в частной клинике продолжилась, к Поклитакселу добавился таргетный препарат Трастузумаб.
– Форма заболевания Саиды требует приема таргетного препарата Трастузумаб, –говорит доктор Пароконная. – Немногочисленные данные о применении этого препарата у беременных показали, что он может вызвать развитие поликистоза в почках плода и маловодие во время беременности. Причём, если применяется, казалось бы, в безопасные по токсичности 2-й и 3-й триместры. Мы, естественно, не стали его добавлять Саиде в схему лечения во время беременности. Она прошла полный курс Трастузумаба после родов. Тогда же, 7 ноября 2019 года, была сделана и операция. К моменту операции после химиотерапии опухоль практически не определялась. Современные режимы химиотерапии, применяемые в нашем Онкоцентре предоперационно в неоадьювантном режиме, приводят зачастую к полному некрозу опухоли, что способствует более благоприятному прогнозу болезни.
– Я на каждую химиотерапию ходила, как на праздник, – рассказывает Саида. – Почему? Потому что плохие клетки погибают, новые рождаются. Я называла её «мои спа-процедуры». Не знаю, может быть из-за такого настроя – только я становилась от них всё краше, морщинок стало меньше, я буквально сияла. Даже все друзья мне говорили – ты лучше выглядишь, чем до болезни! Во время капельниц с химиопрепаратами меня буквально захлёстывало вдохновение и я строчила стихи. Бывало, капельница закончилась, а я говорю: «Подождите, я ещё стих не дописала». Так во время химиотерапии я переложила житие святой блаженной Матроны московской в стихотворную форму.
– Я аллергик, – признаётся Саида, – мой организм отторгает всё инородное и потому пластику после операции решила не делать. Пользуюсь силиконовым протезом, который лежит в бюстгальтере. Муж сказал: «Это неважно, лишь бы ты была жива». Эванджелина растёт красавицей и умницей, скоро ей будет два годика. Папина дочка, без него не ест, не спит. Хочу рассказать вам об удивительном превращении, которое со мной произошло. У меня во время болезни открылся голос – низкий, с вибрациями. Я уверена – эти вибрации на клеточном уровне лечат. Благодаря пению я окончательно исцелилась. Пою на разных языках – по-гречески, по-армянски церковные песнопения, древние фольклорные песни. Пою, когда дочку спать укладываю. Когда я пою, я летаю, это блаженство. У меня боженька в сердце живёт. Я считаю, что все мы, те, кому было дано испытание онкологическим заболеванием – избранные. Болезнь дана тебе, чтобы открыть себя заново. Теперь я это точно знаю!
