«Эта опухоль – айсберг»: как мне сохранили ногу

Онкологический диагноз меняет жизнь независимо от возраста. Двадцатишестилетняя Евгения Обрадович, пациентка Игоря Самойленко – врача отделения онкодерматологии НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, не стала исключением.

Евгения: Моя история началась в 2014 году, когда у меня на ноге появилась небольшая опухоль, маленький шарик. Мне тогда было 16 лет, я пошла в платную клинику, где мне с порога сказали, что опухоль доброкачественная, сразу вырезали, даже не взяв на гистологию, и отправили домой. Я ушла жить свою жизнь со шрамом на ноге, в полной уверенности, что все в порядке. Спустя некоторое время на месте шрама появилась впадина, а потом начала расти новая шишка. Тем не менее, я продолжала спокойно с ней ходить, совершенно не волновалась – мне же сказали, что она доброкачественная. Прошло несколько лет, и вот буквально этим летом сестра мужа заметила шишку на моей ноге и сказала – «Тебе срочно надо к врачу». Я подумала, почему бы и не сходить – взяла у сестры контакт доктора и записалась на прием, во время которого мне сделали анализы – взяли материал для пункции и биопсии. Когда пришел ответ, я сразу поняла, что-то не так. Во-первых, результаты мне отдали текстом вниз, а во-вторых – попросили сразу зайти к врачу. Это было 16 сентября.

Я поднялась к врачу, который озвучил мне диагноз – «дерматофибросаркома», очень редкий вид злокачественной опухоли. Сказал, что варианта развития событий всего два – либо у меня останется огромный шрам, и я стану инвалидом 1-2 группы, либо мне просто отрежут ногу. Услышать такое в 26 лет – это жесть. В нашей семье и среди знакомых было достаточно случаев рака – мы с родителями сразу начали продумывать план действий. Опухоль редкая – представляете, когда я приходила в поликлиники, врачи просили меня показать мою опухоль, просто потому что им было интересно, как такое вообще выглядит.

Игорь Самойленко: Дерматофибросаркома – это злокачественная опухоль, в основном кожи, но она может распространяться и глубже – на подкожную клетчатку, а еще разрушать костные структуры. Считается, что эта болезнь склонна к продолженному росту, если ее не удалить полностью. На начальном этапе такая опухоль имитирует доброкачественную – дерматофиброму, а если она рецидивирует и растет, значит, она уже переродилась в злокачественную.

Дерматофибросаркома – редкая опухоль, но в нашем центре довольно большой опыт ее лечения – мы сталкиваемся где-то с 5-7 случаями в год, для такой нозологии это приличная цифра. В этом полугодии у нас было 2 таких пациента.

Евгения: Сначала мы обратились в профильную платную клинику, где обещали после дорогостоящей операции отпустить меня домой на следующий день. Сейчас я понимаю, насколько это странно – в Блохина я уже неделю, мне провели сложнейшую операцию, только вчера перестали колоть обезболивающие – как бы я поехала домой на следующий день? Но тогда я была готова на что угодно, лишь бы мне не отрезали ногу – но, если честно, уже гуглила фотографии красивых девушек с протезами, чтобы хоть как-то себя приободрить.

Тем временем моя мама нашла врача из Санкт-Петербурга, который занимается конкретно саркомами, я написала ему, и доктор сразу ответил, что по счастливому стечению обстоятельств он уже завтра будет в Москве на профессиональном Форуме! Там мы с ним и встретились, где он поговорил со мной и рассказал о докторе Игоре Вячеславовиче Самойленко из НМИЦ Блохина. Сказал, что вот он точно сможет мне помочь. Так я и попала к Игорю Вячеславовичу на Каширку.

Первая мысль была – «это не просто так прилетело». Немного разобравшись в вопросе, я поняла, что скорее всего надолго останусь без работы. Ведь по профессии я архитектор, много езжу по объектам, у меня очень подвижная работа. Еще я поняла, что последние годы, наверное начиная с учебы в универе, я только и делала, что вкалывала. Я постоянно на работе, у меня в голове всегда была работа как самоцель. Я не знаю, как я умудрилась успеть выйти замуж! Как меня терпит муж? Ведь я 24/7 в работе. Признаюсь, кроме работы я ничего в своей жизни особо и не помню – разумеется, есть какие-то приятные воспоминания, но их около 10%, а работы – 90%. Получив диагноз, я осознала, что надо пересматривать отношение к жизни – обстоятельства меня буквально в это ткнули носом. «Учись отдыхать!» – сказала я себе. Сейчас я впервые за долгие годы просто лежу и не испытываю чувства вины за то, что ничего не делаю. Я решила, сейчас мое здоровье – на первом месте, нет ничего важнее его.

На приеме Игорь Вячеславович успокоил меня, сказал, что все будет хорошо и назначил анализы. Оказалось, что половина исследований, которые мне назначили в платной клинике, были бесполезными, лишними. Меня просто напугали, что скорее всего у меня уже метастазы в мозге, поэтому сдавала все, что скажут. И уже выбирала протез.

Игорь Вячеславович – невероятно чуткий. Он действительно ведет «за руку» своих пациентов, он все о них знает и помнит, а главное – сразу видно, что ему не наплевать, каждый пациент для него важен. Для таких врачей то, чем они занимаются – не просто работа, это призвание. Побольше бы таких врачей, ведь они отдаются каждому, а одного на всех не хватит…

Я госпитализировалась, и в тот же день состоялся первый этап операции под местной анестезией, мне сняли первый «слой» опухоли.
Второй день был потяжелее, у меня началась сильная паническая атака – я лежала на операционном столе и плакала. Я так понимаю, суть заключалась в том, чтобы проверить, дошла ли опухоль до кости – оказалось, все чисто! И вот уже прошла неделя, на месте операции аккуратный шов, форма ноги никак не изменилась, а я уже потихоньку хожу.

Игорь Самойленко: Особенность дерматофибросаркомы заключается в том, что основная проблема – это местный рост. Метастазирование – редкая история, и в случае нашей героини – не клинически важная проблема. Главная задача – полностью удалить новообразование, но дело в том, что его края плохо видны. То есть, нельзя просто сделать отступ и быть уверенным в том, что ты удалил опухоль радикально. Это похоже, например, на базальноклеточный и плоскоклеточный рак – видимый невооруженным глазом край и реальное микроскопическое распространение опухолевых клеток часто не совпадают. Но при этих заболеваниях ситуации все же можно разрешить отступами от края резекции, в случае именно дерматофибросаркомы на помощь приходит микрографическая хирургия по Мосу. Такой метод заключается в постепенном изучении 100% краев и дна раны под микроскопом. Такие операции требуют времени и, главное, слаженной работы всей команды – не только хирургической бригады, но и лаборатории – удалили-проверили под микроскопом, удалили-проверили и так далее.

Евгения: Когда Игорь Вячеславович зашел ко мне в палату, чтобы сообщить новости, он сам улыбался и будто светился – сообщил радостные новости сам, сразу как узнал! А окружают его такие же люди – чуткие и понимающие. Когда я лежала на операционном столе, и у меня из глаз градом текли слезы – врачи держали меня за руку. Ко мне отнеслись не с жалостью, а с поддержкой – здесь разрешают эмоции, которые я себе не разрешала, сейчас я полностью прожила всю ситуацию.

Страх? Было страшно без ноги остаться, это да. Но я была очень стойкой – плакать начала только здесь, за месяцы накопилось очень много эмоций, и я наконец их выпустила. До этого я держала себя в руках – надо сдавать анализы, надо обследоваться, надо держаться. Конечно, переживания были – мне 26, я лежу в онкологическом стационаре – так себе, грустно. Но все решаемо, значит, похожу к психологу. Раньше я забивала на себя, сейчас впервые довела дело, связанное со здоровьем, до конца! Кстати, забавно, что в этом году я планировала пройти полное обследование, для себя – вот и прошла… Еще на мне лежала ответственность за поддержку родителей, если я сопли распущу – будет ужас. Муж вообще не понимал, что происходит – не верил до последнего, впал в полное отрицание. И только после операции, когда я спустилась вниз к нему за вещами – увидела в его глазах растерянность и осознание происходящего. Но теперь все позади.

Игорь Самойленко: Микроскопия дает надежный результат. У Евгении мы удалили видимую опухоль, рубец, все фрагменты опухоли изучили, и уже со второго раза мы получили чистые края! Затем сделали реконструкцию и закрыли дефект местными тканями. Впереди у нашей пациентки – реабилитация и контроль, скоро она уже сможет вернуться к привычному образу жизни, сможет даже заниматься спортом – дополнительного лечения ей не потребуется.

Евгения: Я задавалась вопросом «за что мне это?». Подошла ко всему случившемуся как к опыту, который помогает повернуть жизнь к лучшему, понять ее. А ведь бывает, что такого рода понимание не приходит к человеку никогда. Просто потому что повода нет что-то пересмотреть. Я благодарна судьбе и моим врачам.