Федеральное государственное бюджетное учреждение Министерства здравоохранения Российской Федерации
Национальный медицинский исследовательский центр онкологии имени Н.Н. Блохина
English English English English Russian
/ «Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
Обновлено: 12.11.2021

«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.

12 ноября 2021
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.
«Будто в фильме «Чужие» внутри меня что-то корчилось, содрогалось и умирало». Как химиотерапевты готовят плацдарм для хирургов и неоперабельные больные становятся операбельными.

«Два разных рака, независящих друг от друга за семь лет, два! Молочной железы и яичников. Вот так и задумаешься – почему, что со мной не так? Я долго размышляла над этим и решила – это всё потому что я очень обидчивая, нельзя так жить. И я стала работать над собой, «ломать» себя, свою голову, смотреть на мир, на окружающих людей другими глазами. И вы знаете, не сразу, но у меня получается!»

Она уже в лифте начинает рассказывать о самом важном и сокровенном, хоть мы и познакомились всего минуту назад. Тамара Байрамова – из подмосковного Раменского. Ей 65, на пенсию ушла вот только два года назад, всю жизнь бухгалтером. От мужа-азербайджанца, говорит, давным-давно осталась только фамилия и двое уже взрослых детей.   

В 2012-м году почувствовала – какое-то уплотнение в груди, будто камушек застрял. Не хотелось думать о плохом, ведь она только стала принадлежать себе, в 52 года впервые увидела море. Долгие годы ухаживала за одинокой, больной тётей и за мамой – она девять лет пролежала парализованной. Забила тревогу, только когда подмышкой «надулся» лимфоузел.

В районной поликлинике заподозрили рак молочной железы, а в Блохина диагноз подтвердился. Неделю она видела мир в чёрно-белом цвете. Это не фигура речи, действительно пропали все цвета. Совсем. – От страха, – говорит Тамара Павловна, – я не знала, что так бывает. Это легко представить, если вы видели когда-нибудь чёрно-белое кино. А потом появилось желание жить и бороться. Сказала себе – я дочку не брошу, она такая добрая, не умеет за себя постоять, я ей нужна.

В апреле 2012-го – операция по удалению груди с установкой протеза, 6 курсов химиотерапии, 15 сеансов лучевой. – Врач Ирина Анатольевна Гладилина из радиотерапии, она со всеми нами разговаривает, как с родственниками, сказала мне так: «Томочка, вы только химиотерапию выдержите, потом я сделаю вам волшебные лучи и будете жить сто лет», – рассказывает женщина. Химиотерапию переносила очень тяжело, как раз после капельницы успевала за два часа доехать до Раменского. Только открою дверь – скорей к унитазу, сильная тошнота, рвота, слабость.

– Пациентка проходила послеоперационную лучевую терапию по новой программе в гипофракционном режиме, – комментирует ведущий научный сотрудник отделения радиотерапии, д.м.н Ирина Гладилина, – эта программа разработана нашими врачами-радиотерапевтами. За счёт увеличения дозы за один сеанс не только сокращается курс лучевой терапии, но улучшается локальный контроль над опухолью, снижается частота рецидивов и лучевые повреждения близлежащих к зоне облучения здоровых органов и тканей.

– Я так верила врачам в Блохина и так хотела жить, что всё преодолела и уже в сентябре вышла на работу, – вспоминает Тамара Павловна. – Волосы отросли новые – густые, тёмные – темнее, чем были в молодости, совсем без седины и кудрявые – мелко-мелко. Какая же я была красивая! Хохотала, глядя в зеркало – кудряшка Сью!

В декабре 2020-го слегла с коронавирусной инфекцией. – Меня участковый врач лечила на дому, никаких обследований, а мне всё хуже и хуже, – говорит Тамара Байрамова. – Поехали с сыном в частную клинику сделать КТ, а у меня 55% поражения лёгких, оттуда прямиком в ковидный госпиталь. Обошлось без ИВЛ, вернулась домой под Рождество, думала – всё, беда миновала, а тут стало больно прикасаться к животу, а ещё он раздулся. Я честно после госпиталя сижу на карантине две недели, а живот раздулся уже до невероятного размера. Дочка отвезла сдать кровь на онкомаркеры. Один из них при норме 35 выдал результат 490. В Раменском онкодиспансере поставили диагноз – рак яичников. В открытую не сказали, но дали понять – дела мои плохи, лечить не будут и начинать, всё бесполезно.

– И помочь ничем не могут, и направление 057-у в Блохина давать не хотят, взяла с боем, – продолжает Тамара Байрамова. – В Блохина «докопались» – у меня серозный рак яичников, очень агрессивный. Почитала в интернете – жить осталось максимум 4 месяца. Совсем у меня руки опустились. А потом я попала к заведующей химиотерапевтическим отделением Артамоновой. На неё смотришь, и сразу понятно – ей чем сложнее, тем интереснее. Она просто одержима помочь онкобольному человеку. Спрашиваю: «Мне химия поможет?» Она: «Да, но не сразу». Я поняла, что надо терпеть. Доктор Светлана Геннадьевна Багрова сказала: «Вы неоперабельны, но наша задача – довести вас до ремиссии». Как я узнала потом – я могла не выдержать химиотерапии. Врачи боялись, что опухоль уже поразила печень. Я практически не могла дышать – лёгкие были полны воды. За три недели в общей сложности из меня выкачали 14 литров жидкости.

– Асцит – типичное проявление распространённого опухолевого процесса при раке яичников, – говорит научный сотрудник химиотерапевтического отделения N1, к.м.н. Светлана Багрова, – у пациентки Байрамовой была 4-я стадия, опухоль поражала всю брюшину, десятки метастатических очагов, которые продуцируют белковую жидкость, производную крови. Внешне это выглядит как живот беременной женщины на 9-м месяце. Жидкость сдавливает органы брюшной полости, давит, соответственно – боли, нарушение стула, тошнота, рвота, изжога, нарушение глотания. Действовать нужно было быстро, но осторожно – избавляться от жидкости, которая накапливалась быстрыми темпами, и поскорее приступать к химиотерапии. Благо, очагов в печени не было. Иногда приходилось оставлять дренажи, чтобы заново каждый раз не пунктировать. А когда уже начали химиотерапию, темп накопления жидкости стал снижаться.

– Со мной нянчились, как с ребёнком, говорит Тамара Байрамова, – переносила я химию ужасно – будто в фильме «Чужие» внутри меня, в моём животе, что-то корчилось, содрогалось и умирало. Пульс 136, сильное сердцебиение, я задыхалась. Вторую химию делать мне было нельзя. «Мы вас просто убьём» – сказали врачи. Отправили меня на срочное дообследование, где обнаружился тромбоз вен обеих нижних конечностей, это осложнение после перенесённого ковида. Загустела кровь, мне её разжижали в Первой Градской. И в конце концов добились состояния, когда я могла продолжить химию.

– Снова тяжелейшая «побочка»: боли в области живота, суставах, костях ног, – продолжает женщина. Слабость, я была как выпотрошенная рыба. Зато результат контрольного КТ с контрастом и УЗИ был сногсшибательным – опухоль уменьшилась, а все мои мелкие метастазы, делавшие меня неоперабельной, погибли. Ещё одна химия и 10 июня 2021 года – мне сделали операцию. Вечером того же дня доктор Мария Николаевна Тихоновская, которая оперировала меня вместе с Ростиславом Игоревичем Князевым, зашла ко мне, и вся сияет: «Тамара Павловна, как же радостно было делать операцию, мы своими глазами увидели, какую огромную работу проделали «химики»!»

– Неоадъювантная химиотерапия была очень эффективной, мы видели это и по данным предоперационного обследования, и по уровню снижения опухолевых маркёров СА 125, НЕ4, а самое главное – мы визуально оценили, как эти опухолевые очаги редуцировались, они были с заметными признаками лечебного патоморфоза, – комментирует научный сотрудник хирургического отделения №8 (онкогинекологии), к.м.н. Ростислав Князев. Появилась возможность оперировать пациентку в полном объёме, для хирургии рака яичников это принципиально. Удалили матку, придатки, большой сальник и все видимые опухолевые узлы по брюшной полости. Было много спаек в брюшной полости, которые очень осложняют работу хирурга, ведь спаечный процесс сопряжён с повышенным риском ранения органов брюшной полости – тонкого, толстого кишечника, мочевого, желчного пузырей. Но в то же время это радует, потому что спайки образовывались на месте опухоли, которая уменьшалась в размерах.

– Благодаря нашей тесной связке с коллегами из различных подразделений Онкоцентра, отработанному у нас мультидисциплинарному подходу, мы помогаем нашим пациентам быстро справиться с кризисными состояниями, – резюмирует Ирина Гладилина. – Больная Байрамова поступила к нам в тяжелейшем состоянии, с выраженным асцитом, сердечно-сосудистой недостаточностью. Ещё два дня, и мы бы её потеряли. Взялись за неё всей командой. Быстро сработали диагносты. Тут же она была проконсультирована химиотерапевтом, профессором Артамоновой, заведующий хирургическим отделением эндокринной онкологии Бохян эвакуировал жидкость, патоморфологи в срочном порядке сделали гистологическое исследование материала из яичников, ведь нам для выработки тактики нужно было понять – это метастазы рака молочной железы или первичная опухоль? Каждый на своём месте сработал грамотно, чётко и оперативно.

– После операции я прошла ещё три «химии» в районной больнице, говорит Тамара Байрамова, – вот тут-то я смогла оценить уровень Блохина. Сейчас всё позади. Задача – отрастить волосы, гулять, модничать, съездить в Кисловодск. Жизнь продолжается – буду общаться с друзьями, растить двоих внуков. Живу своими родными. Люблю всех накормить! Самые счастливые минуты, когда семья сына в сборе – мы живём вместе, и дочка с мужем приходит. А ещё я задумала проехать по святым местам, пока что разрабатываю маршрут. Сергиев Посад, Ростов Великий, Суздаль, Соловки, Кижи, Оптина пустынь... Молиться, скажу вам по правде, я не умею. А всё-таки тянет в эти места, хочется чем-то светлым и добрым напитаться. Для новой и счастливой жизни!

 

Фактический адрес:
115522, г. Москва, Каширское шоссе, д. 23
Единый контактный центр
+7 (499) 444-24-24
Все права защищены © 2024, ФГБУ «НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина» Минздрава России

Поиск по сайту